Книга разлук. Книга очарований - Страница 70

III

Тоскливо мечтая о Тамаре, Саксаулов бродил по улицам, смотрел на лица прохожих, – и неприятны ему были грубые лица взрослых. Он припомнил, что ему не с кем будет радостно и любовно похристосоваться. Будет много поцелуев в первый день, – грубые губы, колючие бороды, винный запах.

Уж если целовать кого-нибудь, так это детей. Детские лица стали милы Саксаулову.

Он долго ходил, устал, и вошёл в церковную ограду на шумной улице. Бледный мальчик, сидевший на скамейке, испуганно глянул на Саксаулова, и тотчас же опять принялся неподвижно смотреть перед собой. Его голубые глаза были печальны и нежны, как у Тамары. Он был такой маленький, что ноги его торчали вперёд со скамейки.

Саксаулов сел рядом с ним, и с жалостливым любопытством стал его рассматривать. Было в этом одиноком мальчугане что-то радостно напоминающее и волнующее. А на взгляд это был самый обыкновенный мальчишка: отрёпанная одежда, белая меховая шапчонка на светловолосой голове, на ногах изношенные грязные сапоги.

Он долго сидел на скамейке, и вдруг встал, и тоскливо пискнул. Он побежал из ворот по улице, потом остановился, метнулся в другую сторону, и опять остановился. Видно было, что он не знает, куда идти. Он заплакал, тихо, без крика, роняя крупные слёзы. Собралась толпа. Пришёл городовой. Мальчика стали расспрашивать, где он живёт.

– Глюхов дом, – лепетал мальчуган, ещё не ясно, по младенчески, произнося слова.

Но улицы мальчик не знал, и только повторял:

– Глюхов дом.

Городовой, молодой и весёлый, подумал, и решил, что такого дома поблизости нет.

– Ну, а у кого ты живёшь? – спросил угрюмый мастеровой, – отец-то у тебя кто?

– Отца нет, – отвечал мальчик, обводя толпу заплаканными глазами.

– Отца нет, такое дело, – серьёзно сказал мастеровой, и покачал головою. – Ну, а мать кто?

– Мама есть, – сказал мальчик.

– Как же её зовут?

– Мама, – сказал мальчик, подумал и прибавил: – чёрная мама.

Кто-то в толпе засмеялся.

– Чёрная? Что ж, фамилия такая? – догадывался угрюмый мастеровой.

– Прежде белая была мама, а теперь чёрная, – рассказывал мальчик.

– Ну, брат, тебя не разберёшь, – решил городовой. – Надо в участок свести. Там справятся по телефону.

Он подошёл к воротам, и позвонил. В это время, завидев городового, дворник с метлой в руках уже выходил из ворот. Городовой велел ему вести мальчика в участок. Но мальчик вдруг словно надумал что-то, и крикнул:

– Ну, пустите, сам найду!

Он, может быть, испугался дворниковой метлы, может быть, и в самом деле что-то припомнил, – только так побежал, что Саксаулов чуть не потерял его из вида. Но скоро мальчик пошёл тише. Он колесил по улицам, перебегая с одной стороны на другую, отыскивая и не находя своего дома. Саксаулов шёл за ним молча. Он не умел разговаривать с детьми.

Наконец мальчик устал. Он остановился у фонаря, прислонясь плечом к столбу. На глазах его сверкали слезинки.

– Милый мальчик, – заговорил Саксаулов, – что же ты, ещё не нашёл?

Мальчик молча посмотрел на него грустными, кроткими глазами, – и вдруг Саксаулов понял, что заставляло его так неотступно следить за мальчиком. Во взоре и в лице маленького скитальца было что-то, придававшее ему необычайное сходство с Тамарой.

– Милый, как тебя зовут? – взволнованно и нежно спросил Саксаулов.

– Лёша, – сказал мальчик.

– Что же ты, милый Лёша, живёшь с мамой?

– С мамой. Только это – чёрная мама, а прежде белая мама была.

Саксаулов догадался, что чёрная была мачеха.

– Как же это ты заблудился? – спросил он.

– А мы шли с мамой, всё шли. Она велела сидеть и ждать, а сама пошла. А мне стало страшно.

– Кто же твоя мама?

– Мама? Она – такая чёрная и сердитая.

– А чем она занимается?

Мальчик подумал.

– Кофей пьёт, – сказал он.

– Ну, а ещё что?

– Ещё с жильцами ругается, – подумав, ответил Лёша.

– А белая мама где?

– Её унесли. Положили в гроб, и унесли. И папу унесли.

Мальчик показал рукой куда-то вдаль, и заплакал.

«Что же с ним делать?» – подумал Саксаулов.

Но вдруг мальчуган опять побежал. Через несколько поворотов он пошёл потише. Саксаулов опять догнал его. Лицо мальчика изображало странную смесь радости и боязни.

– Вот Глюхов дом, – сказал он Саксаулову, показывая на пятиэтажную уродливую громадину.

В это время из ворот «Глюхова дома» показалась черноволосая, черноглазая баба в чёрном платье и чёрном платке с белыми горошинами. Мальчик боязливо сжался.

– Мама, – шепнул он.

Мачеха увидела его, и удивилась.

– Ты зачем здесь, пострелёнок! – закричала она. – Велено тебе было сидеть на скамейке. Зачем сошёл?

Кажется, она собиралась тут же прибить мальчика. Но, заметив, что на них смотрит какой-то барин, очень строгий и важный с виду, она заговорила помягче:

– Я только отошла на полчаса, а он и побежал. С ног сбилась, искавши, пострел этакий! Сердце не на месте!

Она захватила в свою широкую лапищу крохотную ручонку ребёнка, и потащила его во двор. Саксаулов заметил номер дома и название улицы, и пошёл домой.

IV

Саксаулов любил слушать рассудительные речи Федота. Вернувшись домой, он рассказал ему про Лёшу.

– Это она его нарочно, – решил Федот. – Ведь який яд – баба! Экую даль от дома отвела!

– Зачем же ей это? – спросил Саксаулов.

– Как сказать! Известно, глупая баба, – думает: заблудится мальчонка на улице, всячески, не оставят, – может, кто и возьмёт. Известно, мачеха. Что ей, нежалимое дитятко.